ГЛАВА 4.
ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ПЯТЕРКА.
Фото
с сайта СВР.
Среди избранной группы героев внешней
разведки времен между двух мировых войн, чьи портреты висят сегодня на стенах
Комнаты памяти СВР в Ясенево, – австрийский еврей Арнольд Дойч (Дейч) вероятно,
самый талантливый из всех великих нелегалов.
По правилам транспозиции немецких имён
в русский язык его фамилия должна писаться, как Дойч, но в анналах КГБ и СВР он
числится как Дейч. В своём переводе я решил оставить правильную орфографию его имени, то есть Дойч – (прим. перев.)
Согласно официальному надгробному
слову СВР, портрет сразу “привлекает внимание посетителя умными,
проницательными глазами и волевым ликом”. Роль Дойча как нелегала не была
публично признана КГБ до 1990 года. 1 Даже сейчас некоторые аспекты его карьеры по мнению
Москвы считаются непригодными для публикации.
Академическая карьера Дойча была одной
из самых блестящих в истории советской разведки. В июле 1928 года, через два
месяца после своего двадцать четвертого дня рождения и менее чем через пять лет
после поступления в Венский университет с целью получения степени бакалавра, он
был удостоен звания доктора
наук с отличием. Хотя его диссертация была посвящена химии, Дойч также глубоко
вникал в философию и психологию.
Его характеристика самого себя в
университетских документах в студенческие годы как религиозного еврея (mosaisch)2 , вероятно, было призвано скрыть членство в
коммунистической партии. Веру в бога Дойч сменил на горячую приверженность
видению Коммунистического Интернационала о новом мировом порядке, который
освободит человечество от эксплуатации и отчуждения. Революционный миф о первом
в мире рабоче-крестьянском государстве надел шоры на глаза как Дойча, так и
завербованных им впоследствии идеологических агентов в отношении все более
жестокой реальности сталинской России. Сразу после окончания Венского
университета Дойч начал секретную работу в качестве курьера в ОМС, отделе
международных связей Коминтерна, путешествуя по Румынии, Греции, Палестине и
Сирии. Его австрийская жена, Йозефина, на которой он женился в 1929 году, также
была завербована ОМС. 3
Примечательно, что Дойч совмещал, по
крайней мере в течение нескольких лет, свою роль открытого ученика Райха с
тайной работой в качестве советского агента. В 1932 году он был переведен из
ОМС в ИНО и прошел подготовку в Москве в качестве нелегала ОГПУ под псевдонимом
“Штефан Ланге” и кодовым именем ШТЕФАН. (Позже он также использовал кодовое имя
ОТТО.) Его первая командировка была во Францию, где он установил секретные
пункты пересечения на границах Бельгии, Голландии и Германии и провел
подготовительную работу по установке радиооборудования на французских
рыболовецких судах, чтобы использовать его для связи ОГПУ во время войны. Своим
посмертным входом в ряды бессмертных сотрудников КГБ Дойч был обязан второй
командировке в Англию.
Правила защиты личности и легенд
нелегалов в середине 1930-х годов были гораздо менее жесткими и продуманными,
чем те, что появились позже. В начале 1934 года Дойч отправился в Лондон под
своим настоящим именем, назвавшись “преподавателем университета” и используя
свои академические знания для общения в университетских кругах. Поселившись во
временном жилье, он переехал в квартиру на Лоун Роуд в Хэмпстеде, сердце
лондонской радикальной интеллигенции. Lawn Road Flats, как их тогда называли, были первыми в Англии квартирами
с “палубным доступом” и внешними дорожками (этот тип строительства позже был
имитирован в бесчисленных блоках муниципальных квартир) и в то время, вероятно,
были самым авангардным зданием Хэмпстеда. Дойч поселился в доме № 7, рядом с
квартирой, принадлежавшей знаменитой писательнице Агате Кристи, которая в то
время писала роман “Убийство в Восточном экспрессе”. Хотя очень заманчиво
представить, что Дойч и Кристи обсуждали сюжет ее последнего романа, они могли
никогда не встретиться. Кристи жила в другом месте и, вероятно, в середине
1930-х годов редко, если вообще когда-либо, посещала Лоун Роуд. Дойч, в любом
случае, скорее всего, держался в тени. В то время как входные двери большинства
квартир были видны с улицы, дверь квартиры Дойча была скрыта лестничной
клеткой, что позволяло ему и его посетителям входить и выходить незамеченными. 9 Дойч укрепил свое академическое положение, поступив в
аспирантуру Лондонского университета по психологии и, возможно, преподавая на
полставки. 10 В 1935 году к нему присоединилась жена, получившая в
Москве специальность радиста. 11
Кембриджский
университет, графство Кембриджшир, АнглияВ документах КГБ за Дойчем во время
его пребывания в Великобритании числится вербовка двадцати агентов и контакты с
двадцатью девятью. 12
Самыми известными из этих агентов была группа из пяти
молодых выпускников Кембриджа, которые к началу Второй мировой войны были
известны в Центре как “Пятерка”: Энтони Блант, Гай Берджесс, Джон Кэрнкросс,
Дональд Маклин и Ким Филби. После выхода в 1960 году популярного вестерна “Великолепная семерка” их часто называли “Великолепной пятеркой”. Ключом к
успеху Дойча стала его новая стратегия вербовки, одобренная Центром, основанная
на выращивании молодых радикалов в ведущих университетах ещё до того, как они
попадут в коридоры власти. Как писал Дойч в Центр:
Учитывая, что коммунистическое
движение в этих университетах носит массовый характер и что там постоянная
текучесть студентов, следует, что отдельные коммунисты, которых мы выдернем из
партии, останутся незамеченными как самой партией, так и внешним миром. Люди о
них забудут. А если когда-то и вспомнят, что они когда-то были коммунистами, то
спишут это на мимолетное увлечение молодости, тем более что речь идет о
выходцах из буржуазии. Мы должны дать человеку
[новобранцу] новую [некоммунистическую] политическую личность”. 13
Поскольку
университеты Оксфорда и Кембриджа обеспечивали непропорционально
большое число самых высокопоставленных сотрудников Уайтхолла, было
вполне логично нацелиться на Оксбридж, а не на другие «краснокирпичные»
ВУЗы.
Тот
факт, что новая вербовка была основана в основном на Кембридже, а не на
Оксфорде, объясняется в основном случайностью: тот факт, что первый
потенциальный рекрут, попавший в поле зрения Дойча, Ким Филби, был
выпускником Тринити-колледжа (фото) в Кембридже.
Из других членов “Великолепной
пятерки”, все завербованные как прямое или косвенное следствие работы самого
Филби, трое (Блант, Берджесс и Кэрнкросс) также были выходцами из
Тринити-колледжа, а четвертый (Маклин) – из соседнего Тринити-холла. 14
Стратегия вербовки Дойча должна была
увенчаться впечатляющим успехом. К началу Второй мировой войны все пятеро
должны были преуспеть в проникновении либо в Министерство иностранных дел, либо
в разведку. Объем высококачественной разведывательной информации, которую они
поставляли, стал настолько большим, что Москва иногда с трудом справлялась с
ним.
ОКОНЧИВ КЕМБРИДЖ в июне 1933 года с
убеждением, что “моя жизнь должна быть посвящена коммунизму”, Филби провел
большую часть следующего года в Вене, работая на МОПР (Международную организацию помощи рабочим) и выполняя функции курьера
подпольной Австрийской коммунистической партии. 15 В Вене он встретил молодую разведенную коммунистку Литци
Фридман и женился на ней после короткого, но страстного романа, который включал
его первый опыт занятий любовью на снегу (“на самом деле довольно теплом, когда
к нему привыкаешь”, – вспоминал он позже). 16 Первой, кто распознал потенциал Филби как советского
агента и, вероятно, обратил на него внимание Арнольда Дойча, была подруга Литци
Эдит Сущицки, которую сам Дойч завербовал и дал ей незамысловатый кодовый
псевдоним ЭДИТА. 17
Литци
Филби – первая жена Кима.
В мае 1934 года Ким и Литци Филби
вернулись в Лондон, приехав туда через несколько недель после Дойча. За
несколько месяцев до этого Эдит Сущицки также поселилась в Лондоне, выйдя замуж
за другого завербованного Дойчем английского врача по имени Алекс Тюдор Харт.
Новоиспеченная супружеская пара получила совместный кодовый псевдоним СТРЕЛА. 18 В июне 1934 года Эдит Тюдор Харт отвезла Филби в Лондон
на его первую встречу с Дейчем на скамейке в Риджентс-парке. Согласно более
поздним мемуарам, написанным Филби для КГБ, Дойч инструктировал его: “Нам нужны
люди, которые могли бы проникнуть в буржуазные институты. Проникните в них для
нас!”. 19
Однако на этом раннем этапе Дойч не сказал Филби, что тот
начинает карьеру советского агента. Вместо этого он создал у него
первоначальное впечатление, что он присоединяется к подпольной войне Коминтерна
против международного фашизма. Немедленной задачей Филби, сказал ему Дойч, было
разорвать все видимые контакты с Коммунистической партией и попытаться
завоевать доверие британских прогерманских и профашистских кругов. 20 Как это было нередко в тот период, первое кодовое имя
Филби, данное ему сразу после встречи с Дойчем, имело два варианта: SÖHNCHEN на
немецком или СЫНОК на русском – оба примерно эквивалентны “Sonny” на английском. 21 Полвека спустя Филби все еще вспоминал свою первую
встречу с человеком, которого он знал под именем “Отто”, как “удивительную”:
Он был удивительным человеком. Просто
изумительным. Я сразу это почувствовал. И [это чувство] никогда не покидало
меня… Первое, что вы замечали в нем, были его глаза. Он смотрел на вас так, как будто в жизни не существовало
ничего важнее вас и разговора с вами в этот момент… И у него было потрясающее
чувство юмора”. 22
Трудно представить себе какого-либо
другого контролера за всю историю КГБ, который бы так идеально подходил
“кембриджской пятерке”, как Дойч. Хотя четверо из “пятерки” окончили Кембридж с
отличием, 23 академическая карьера Дойча была еще более блестящей, чем
у них, его понимание человеческого характера более глубоким, а жизненный опыт
гораздо шире. Он сочетал харизматическую личность и глубокую психологическую
проницательность с провидческой верой в будущее человеческой расы,
освобожденной от эксплуатации и отчуждения капиталистической системы. Его
освободительные убеждения были тем более привлекательными для “Кембриджской
пятерки”, что носили как сексуальное, так и политическое измерение. Все пятеро
были бунтарями против строгих сексуальных нравов, а также против устаревшей
классовой системы межвоенной Британии. Берджесс и Блант были гомосексуалистами,
Маклин – бисексуалом, а Филби – гетеросексуалом и спортсменом. Кэрнкросс,
убежденный гетеросексуал, позже написал историю полигамии, которая
заканчивалась цитатой из Джорджа Бернарда Шоу: “Женщины всегда предпочтут
10-процентную долю первоклассного мужчины единоличному владению посредственным
мужчиной”. 24 Кэрнкросс явно считал себя скорее первоклассным, чем
посредственным. Грэм Грин был очарован книгой Кэрнкросса. “Наконец-то, – писал
он Кэрнкроссу, – появилась книга, которая понравится всем полигамистам”. 25
В действительности Орлов провел в
Лондоне чуть больше года – десять дней в июле 1934 года, а затем период с
сентября 1934 года по октябрь 1935 года. 30 В течение этого времени Дойч, подчиненный Орлову по
званию, должен был получать его одобрение на свои разведывательные операции. В
отдельных случаях Орлов брал на себя инициативу в даче инструкций Дойчу. Но
документы, отмеченные Митрохиным, ясно показывают, что грандиозная стратегия,
которая привела к вербовке Филби и других молодых кембриджских высокопоставленных
лиц, была разработана не Орловым, а Дойчем.31 И, как признавал сам Филби, ни один другой контролер не
мог сравниться с Дойчем в тактическом мастерстве реализации этой стратегии.
Первой крупной услугой Филби советской
разведке было направление Дойча к двум другим потенциальным вербовщикам из
Кембриджа, Дональду Маклину и Гаю Берджессу. 32
Если к моменту поступления в Тринити Холл в Кембридже в
1931 году Дональд Маклин (фото) еще не был убежденным коммунистом, то стал им в
течение первого года обучения.
Будучи симпатичным, академически одаренным сыном
бывшего министра либерального кабинета, Маклин, должно быть, казался Дойчу
почти идеальным кандидатом для проникновения в коридоры власти.
Однако после
окончания университета с отличием по специальности “современные языки” в июне
1934 года Маклин не проявил никаких признаков того, что хочет сделать карьеру в
Уайтхолле. Он хотел либо преподавать английский язык в Советском Союзе, либо остаться
в Кембридже для получения степени доктора философии. В течение лета он изменил
свое решение, сказав матери, что намерен готовиться к вступительным экзаменам в
Министерство иностранных дел в следующем году. 33 Эта перемена мнения отражала влияние Дойча. Первый подход
к Маклину был сделан через Филби в августе 1934 года. Дойч сообщил, что Филби
было поручено встретиться с Маклином, обсудить перспективы его работы и
контакты и попросить его установить контакт с коммунистической партией и начать
работу в НКВД. Маклин согласился. Однако на тот момент Центр отказался
санкционировать встречи между Дойчем и Маклином, и в течение следующих двух
месяцев контакты с ним поддерживались через Филби. Первое кодовое имя Маклина,
как и у Филби, имело две версии: WAISE на немецком, СИРОТА на русском, что
означало одно и то же в обоих языках и намекало на смерть его отца двумя годами ранее. 34
Дойч изначально сказал и Маклину, и
Берджессу, как и Филби, что их первая задача – дистанцироваться от левых и
соответствовать идеям истеблишмента, чтобы успешно проникнуть в него. 40 Маклин успешно убедил свою мать, леди Маклин, что он
“скорее всего уже отошел” от своего студенческого флирта с коммунизмом. В
августе 1935 года он блестяще сдал экзамены в Министерство иностранных дел.
Когда его спросили о его “коммунистических взглядах” в Кембридже, Маклин решил
“действовать в наглую”:
“Да, – сказал я, – у меня были такие
взгляды, и я не полностью от них избавился”. Наверное, им понравилась моя
честность, потому что они кивнули, посмотрели друг на друга и улыбнулись. Затем
председатель сказал: “Спасибо, это все, мистер Маклин”. 41
В октябре 1935 года, будучи новым
сотрудником Дипломатической службы Его Величества, Маклин стал первым из
“Великолепной пятерки”, проникшим в коридоры власти.
Берджесс похоронил свое
коммунистическое прошлое с характерной для него эпатажностью. В конце 1935 года
он стал личным помощником молодого правого гея, члена парламента от
консерваторов капитана “Джека” Макнамары. Вместе они отправились с миссиями по
сбору фактов в нацистскую Германию, которые, по словам Берджесса, состояли в
основном из гомосексуальных эскапад с единомышленниками из гитлерюгенда.
Берджесс установил поразительный круг контактов среди членов континентального
“Гоминтерна”. Главным среди них был Эдуард Пфайффер, шеф кабинета Эдуарда
Даладье, военного министра Франции с января 1936 по май 1940 года и
премьер-министра с апреля 1938 по март 1940 года. Берджесс хвастался друзьям,
что “он, Пфайффер и два члена французского кабинета… провели вечер вместе в
мужском борделе в Париже. Распевая песни, они танцевали вокруг стола, хлеща
кожаными плетками голого мальчика, который был привязан к нему”. 42
В феврале 1935 года в лондонской
нелегальной резидентуре была объявлена тревога. Рейф, действующий под
псевдонимом “Макс Волиш”, был вызван на собеседование в Министерство внутренних
дел и заметил на столе своего собеседника большую папку на имя Волиша. Орлов
сообщил в Центр, что британские власти, похоже, “копались, но ничего не смогли
придумать и решили от него избавиться”. Рейф подчинился инструкциям
Министерства внутренних дел и организовал его скорый отъезд.
Орлов опасался, что МИ-5 также может
выйти на след Дойча, и объявил, что в качестве меры предосторожности он берет
под личный контроль Филби (фото), Маклина и Берджесса, которых теперь стали
иногда называть “тремя мушкетерами”. Орлов считал, что его собственное
прикрытие в виде американского бизнесмена, продающего импортные холодильники из
офиса на Риджент-стрит, по-прежнему надежно.
Однако в октябре произошла еще
одна тревога, когда он случайно столкнулся с человеком, который несколькими
годами ранее давал ему уроки английского языка в Вене и знал его настоящую
личность.
Орлов поспешно покинул Лондон и больше не возвращался, оставив Дойча
руководить кембриджскими новобранцами. 43
Под контролем Дойча Филби, Маклин и
Берджесс быстро превратились в полноценных советских агентов. Возможно, им не
говорили прямо, что они работают на НКВД, а не помогают Коминтерну в его
подпольной борьбе с фашизмом, но они больше не нуждались в официальном
уведомлении. Как позже писал Дойч в отчете для Центра: “Они все знают, что
работают на Советский Союз. Это было абсолютно понятно для них. Мои отношения с
ними основывались на нашем членстве в партии”. Другими словами, Дойч относился
к ним не как к подчиненным агентам, а как к товарищам, работающим под его
руководством на общее дело и во имя одних и тех же идеалов. Более поздние,
менее гибкие, чем Дойч, контролеры были недовольны тем, что Филби, Берджесс и
Маклин считали себя офицерами, а не агентами советской разведки. 44
Для Филби (фото) после его
дезертирства в Москву в 1963 году было большим потрясением узнать, что, как и
другие иностранные агенты, он не имеет и никогда не получит офицерского звания
– отсюда его различные попытки ввести в заблуждение западных журналистов и
стремление заставить их поверить, что он полковник или даже генерал КГБ. 45
В своих мемуарах, опубликованных в
1968 году, Филби повторил ложь о том, что он “был офицером советской разведки
около тридцати с лишним лет”. 46
ПОСЛЕ ВОЗНИКНОВЕНИЯ в 1935 году угрозы
безопасности, Дойч и нелегальная резидентура приняли повышенные меры
предосторожности, чтобы избежать слежки МИ-5 и Специального отдела. Перед
подготовкой к встрече с агентом, обычно в Лондоне, Дойча отвозили за город,
внимательно следя, не преследуют ли его машину. Убедившись, что за ним нет
хвоста, он возвращался в Лондон на общественном транспорте, несколько раз
пересаживаясь по пути. Во время своих поездок Дойч прятал пленки с секретными
документами в щётках для волос, дорожных принадлежностях и домашней утвари.
Отчеты в Центр обычно отправлялись секретными чернилами на адрес в Копенгагене
для пересылки в Москву. 47
Блант считал его “чрезвычайно хорошим
политическим теоретиком”, который “руководил администрацией партии с большим
умением и энергией… В основном именно он решал, в какие организации и общества
в Кембридже стоит проникнуть [коммунистам]”. 49 У Клугмана была непоколебимая уверенность в том, что
британский капитализм близок к краху. “Мы просто знали, все мы, что революция
близка”, – вспоминал он позднее. “Если бы кто-нибудь предположил, что она не
произойдет в Британии в течение, скажем, тридцати лет, я бы сам рассмеялся”. 50
Поскольку Клугман был одним из самых
активных молодых коммунистов Британии, было мало шансов, что он, как и
“пятерка”, сможет убедительно дистанцироваться от партии и проникнуть в
“буржуазный аппарат”. Дойч видел Клугмана в другой роли – талантливого разведчика
НКВД, способного, в случае необходимости, убедить студентов-коммунистов
заняться подпольной работой, а не обычной партийной деятельностью. Прежде чем
Дойч его завербовал, НКВД заручился согласием руководства британской партии.
Не было сомнения, что британский
генеральный секретарь Гарри Поллитт (фото) будет возражать против этого. Как и
большинство западных коммунистических лидеров, он считал, что интересы
Коммунистического Интернационала требуют безоговорочной поддержки Советского
Союза, какие бы повороты политики ни происходили в Кремле.
С согласия Поллитта
Клугманн был завербован Дойчем в качестве агента МЕР. 51
Отказ СВР до 1998 года признать факт вербовки Клугмана
был обусловлен участием в этом деле Британской коммунистической партии. 52 Одним из наиболее тщательно охраняемых секретов КГБ было
то, что еще в 1980-х годах он ожидал от лидеров “братских партий” на Западе
помощи в вербовке агентов и составлении “легенд” для своих нелегалов. 53
ВЕСНОЙ 1936 года Центр назначил еще
одного из великих нелегалов, Теодора Мали (кодовое имя МАНН), главой
нелегальной лондонской резидентуры. 54 Как и Дойч, Малли (фото) позднее был включен в число
бессмертных сотрудников разведки, чьи портреты висели на стенах комнаты памяти
Первого главного управления. Венгр по происхождению, Мали перед Первой мировой
войной вступил в католический монашеский орден, но в 1914 году добровольно
пошел на военную службу. 55 Он попал в плен во время службы в звании второго
лейтенанта в австро-венгерской армии на русском фронте в 1916 году и провел
остаток войны в ряде лагерей для военнопленных. Позднее Малли рассказал одному
из своих агентов:
Я видел все ужасы, молодых людей с
отмороженными конечностями, умирающих в окопах… Я потерял веру в Бога и, когда
разразилась революция, присоединился к большевикам. Я полностью порвал со своим
прошлым… Я стал коммунистом и всегда им оставался”. 56
Мали был первоначально направлен в
Лондон в январе 1936 года для работы в Министерстве иностранных дел с
шифровальщиком капитаном Кингом (ранее контролируемым Пиком), которому он
представился руководителем фиктивного голландского банка, который, по мнению Кинга,
платил ему за секретные документы. В
апреле Мали был назначен нелегальным резидентом и отныне разделял с Дойчем
руководство кембриджскими агентами. Как и Дойч, он произвел на них впечатление
как своим человеческим сочувствием, так и провидческой верой в коммунистическое
будущее. 57
“Какие друзья?” спросил Стрейт.
“Наши друзья в Интернационале,
Коммунистическом Интернационале”, – ответил Блант.
Эти “друзья” решили, что долг Стрейта
– порвать все открытые связи с партией, устроиться на работу на Уолл-стрит
после окончания университета в том же году и снабжать Коминтерн внутренней
информацией. Стрейт было запротестовал. «Корнфорд отдал свою жизнь за
Интернационал, помни об этом”, – сказал ему Блант. Через несколько дней Стрейт согласился. “В течение недели, – писал он позднее,
– я переместился из шумного, многолюдного мира Кембриджа в мир теней и эха”.
Его единственная встреча с Дойчем, которого он принял за русского, произошла в
Лондоне сразу после окончания университета. Дойч попросил у него несколько
личных документов. Штрайт дал ему рисунок. Дойч разорвал его на две части,
отдал ему одну половину и сказал, что вторую половину ему вернет человек,
который свяжется с ним в Нью-Йорке. 60
Последним из “Великолепной пятерки”,
кто был завербован, а затем и последним, кто был публично разоблачен, был
“пятый человек” Джон Кэрнкросс, блестящий шотландец, который в 1934 году
поступил в Тринити в возрасте двадцати одного года со стипендией по современным
языкам, уже проучившись два года в университете Глазго и получив лицензию ès lettres в
Сорбонне. 61
Его страстный марксизм понудил журнал
“Тринити” дать ему прозвище “Огненный крест”, а его замечательные способности к
языкам заставили тот же журнал посетовать: “Кэрнкросс … учит новый язык каждые
две недели”. 62 Среди его преподавателей французской литературы в
колледже был Энтони Блант, хотя Кэрнкросс позже утверждал, что они никогда не
обсуждали коммунизм. 63
В 1936 году, окончив колледж с
отличием, Кэрнкросс сдал вступительные экзамены в Министерство иностранных дел,
на сто баллов опередив следующего кандидата (хотя на собеседовании он выступил
менее успешно). 64
После того, как Блант выступил в роли
искателя талантов, первоначальный подход к Кэрнкроссу в начале 1937 года был
поручен Дойчем Берджессу 65 – в том же ключе, как Филби сделал первое предложение о
вербовке Маклину в 1934 году. Фактическая вербовка Кэрнкросса вскоре после
этого была поручена Джеймсу Клюгману. 66 9 апреля Малли сообщил в Центр, что Кэрнкросс был
официально завербован и получил кодовое имя MOLIÈRE. 67 Если бы Кэрнкросс знал свое кодовое имя, он вполне мог бы
возражать против его прозрачности, но, несомненно, счел бы уместным выбор имени
своего любимого французского писателя, о котором он позже опубликовал два
научных исследования на французском языке. По причинам, не зафиксированным в
файлах КГБ, кодовое имя MOLIÈRE было позже заменено на LISZT. 68 В мае Клюгманн организовал первое свидание Кэрнкросса с
Дойчем. Согласно недостоверным воспоминаниям Кэрнкросса, встреча произошла
вечером в Риджентс-парке:
Внезапно из-за деревьев появилась
невысокая, коренастая фигура в возрасте около сорока лет, которую Клугманн
представил мне как Отто. После этого Клугманн быстро исчез … 69
Дойч сообщил в Москву, что Кэрнкросс
“был очень рад, что мы установили с ним контакт, и был готов немедленно начать
работать на нас”. 70 Среди документов Министерства иностранных дел, имевшихся
в распоряжении Маклина и Кэрнкросса, а значит и НКВД, до начала Второй мировой
войны, было то, что Кэрнкросс назвал “богатой и ценной информацией о ходе
гражданской войны в Испании”. 71 Однако только в нескольких случаях можно идентифицировать
отдельные документы, предоставленные Маклином и Кэрнкроссом, которые Центр
передал Сталину, вероятно, в виде отредактированных выдержек. 72
Одним из таких документов, который,
по-видимому, произвел особое впечатление на Сталина, является запись
переговоров с Гитлером в ноябре 1937 года лорда Галифакса (фото),
лорда-председателя Совета (который три месяца спустя должен был сменить Идена
на посту министра иностранных дел). 73 Визит Галифакса в горное логово Гитлера, “Орлиное гнездо”
в Берхтесгадене, начался в стиле фарса. Когда аристократичный Галифакс вышел из
машины, он принял Гитлера за лакея и уже собирался вручить ему шляпу и пальто,
когда немецкий министр закричал ему на ухо: “Der Führer! Der Führer!” 74
Центр, однако, рассматривал всю встречу как полную
глубоко зловещих предзнаменований. Выдержки из отчета Галифакса о его
переговорах с Гитлером, составленные с учетом глубокого недоверия Сталина к
британской политике, подчеркивали, что Великобритания рассматривает нацистскую
Германию как “бастион Запада против большевизма” и будет с пониманием
относиться к немецкой экспансии на восток. 75 Хотя оценка Галифаксом Гитлера, которого он считал “очень
искренним”, была досадно наивной, его комментарии о роли Германии в защите
Запада от коммунизма были гораздо более квалифицированными, чем версия Центра.
Он сказал о Гитлере:
Хотя в нацистской системе было много
такого, что оскорбляло британское мнение (обращение с церковью, в меньшей
степени с евреями, с профсоюзами), я не был слеп к тому, что он сделал для
Германии, и к тому, что с его точки зрения он добился того, что не пустил
коммунизм в свою страну и, как он считал, заблокировал его продвижение на
Запад. Галифакс также ничего не сказал в поддержку германской агрессии в
Восточной Европе. Его целью – хотя она и была нереалистичной – было превратить
Гитлера в “хорошего европейца”, предложив ему колониальные уступки, чтобы
убедить его ограничить свои европейские амбиции теми, которых он мог бы достичь
мирным путем. Однако Галифакс ясно дал понять, что Великобритания готова
рассмотреть возможность мирного пересмотра Версаля: Я сказал, что, несомненно…
есть вопросы, вытекающие из Версальского соглашения, которые, как нам кажется,
могут вызвать проблемы, если их неразумно решить, например, Данциг, Австрия,
Чехословакия. По всем этим вопросам мы не обязательно выступали за сохранение
сегодняшнего статус-кво, но мы были заинтересованы в том, чтобы избежать таких
проблем, которые могли бы вызвать неприятности. Если разумные решения могут
быть достигнуты при свободном согласии и доброй воле тех, кого это в первую
очередь касается, у нас, конечно, не было желания блокировать их.
Такие заявления были музыкой для ушей
Гитлера – не потому, что он был заинтересован в мирном пересмотре Версальских
соглашений, а потому, что он истолковал довольно слабую попытку Галифакса
примириться как доказательство того, что у Великобритании не хватит духу
сражаться, когда придет время начать войну с ней. 76 Сталин, что характерно, увидел за высказываниями
Галифакса гораздо более зловещую цель и убедил себя в том, что Великобритания
намеренно дала зеленый свет нацистской агрессии на востоке. Документы
Министерства иностранных дел, предоставленные Маклином и Кэрнкроссом, которые
фиксировали попытки Великобритании умиротворить Гитлера, были использованы
Центром для предоставления доказательств, которые требовал Сталин, о подспудном
британском заговоре с целью настроить Гитлера против Советского Союза.
ХОТЯ КИМ ФИЛБИ в конечном итоге стал
самым важным из “Великолепной пятерки”, его карьера развивалась медленнее, чем
у остальных четырех. Он отказался от попытки поступить на государственную
службу после того, как оба его старших товарища (его директор в колледже
Тринити и друг семьи) предупредили его, что, хотя они восхищаются его энергией
и умом, они считают необходимым добавить, что его “нюх на политическую
несправедливость может оказаться непригодным для административной работы”. Его
единственными мелкими успехами до 1937 года были получение работы в
невлиятельном либеральном ежемесячнике “Review of Reviews” и членство в Англо-немецком содружестве, презрительно
названном Черчиллем “Бригадой Хайль Гитлер”. Как позже признался Филби, он
часто приходил на встречи с Дойчем, “ничего не предлагая” и нуждаясь в
ободрении. Начало гражданской войны в Испании дало ему первое важное
разведывательное задание. В конце концов он убедил одно из лондонских
информационных агентств выдать ему письмо с аккредитацией в качестве
внештатного военного корреспондента и в феврале 1937 года прибыл в Испанию.
“Моим непосредственным заданием, – писал он позже в своих мемуарах, – было
получение из первых рук информации обо всех аспектах военных действий
фашистов”. Как обычно, его мемуары не раскрывают всей правды. 77
Через несколько недель после отъезда
Филби лондонская нелегальная резидентура получила инструкции, несомненно,
одобренные самим Сталиным, поручить Филби убийство генерала Франсиско Франко,
лидера националистических сил. 78 Мали должным образом передал приказ, но дал понять
Центру, что не считает Филби способным его выполнить. 79 Филби вернулся в Лондон в мае, даже не увидев Франко и,
как Мали доложил Центру, “в очень подавленном состоянии”. Однако перспективы Филби улучшились после того, как он был принят в газету
“Таймс” в качестве одного из двух корреспондентов в националистической Испании.
В конце года он стал в какой-то мере героем войны. Три журналиста, сидевшие в
машине, в которой он ехал, были смертельно ранены артиллерийским снарядом. Сам
Филби был ранен легко. Он скромно сообщил читателям “Таймс”: “Ваш
корреспондент… был доставлен в пункт первой помощи, где легкие ранения головы
были быстро вылечены”. “Мое ранение в Испании, – писал Филби позже, – очень
помогло моей работе – как журналистской, так и разведывательной”. Впервые он
получил доступ к Франко, который 2 марта 1938 года прикрепил ему на грудь
Красный крест военных заслуг. После этого, как сообщал Филби, “передо мной
открылось много всяких дверей”. 81
Двери, однако, открылись слишком
поздно. К тому времени, когда Филби получил доступ к Франко, план покушения
НКВД уже был свернут. С весны 1937 года Центр все больше отвлекался от войны
против Франко на то, что стало известно как гражданская война внутри
гражданской войны. Уничтожение троцкистов стало более приоритетной задачей, чем
ликвидация Франко. К концу 1937 года охота на “врагов народа” за рубежом стала
превалировать над сбором разведданных. Замечательные таланты “Великолепной
пятерки” еще не были полностью использованы. ИНО находилось в смятении,
охваченное паранойей Большого террора, а большинство его офицеров за границей
подозревались в заговоре с врагом. Эпоха великих нелегалов стремительно
приближалась к внезапному завершению.
Примечания
к главе 4. Великолепная пятерка
1. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 214.
Примаков и др., Очки истории Российской внешней разведки, т. 3, стр. 19.
2. Nationale für ordentliche Hörer der philosophischen Fakultät: статьи для
Арнольда Дойча, 1923-7; Rigorosenakt des Arnold Deutsch, 1928 г., вып. 9929, cv Deutsch;
записи экзамена Дойча на докторскую степень 1928 года. Архив Венского
университета.
3. т. 7, гл. 9, 10.
4. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр.
214-15.
5. Шараф, Fury on Earth (Ярость на Земле).
6. Вильгельм Райх, Sexualerregung und Sexualbefriedigung, первая публикация из серии Schriften der Sozialistischen Gesellschaft für Sexualberatung und Sexualforschung в Вене, содержит пометку «Copyright 1929 by Münster-Verlag (доктор Арнольд Дойч), Wien II». Когда он позже
написал секретные мемуары для файлов НКВД, Дойч, похоже, счел неосмотрительным
упоминать о своей предыдущей тесной связи с движением секс-политиков и Райхом,
который к тому времени был вовлечен в довольно странную программу исследований
сексуального поведения человека. Нет упоминания о Райхе ни в примечаниях
Митрохина к досье Дойча, ни в двух работах авторов, которым СВР предоставила
некоторый доступ: Костелло и Царев, Deadly Illusions
(Смертельные иллюзии), и Уэст и Царев, The Crown Jewels (Драгоценности короны). Официальная история СВР 1997
года также не упоминает о причастности Дойча к Райху или движению секс-политики
в главе о нем; Примаков и др., Очерки истории Российской внешней разведки, т.
3, гл. 1.
7. Сводки венской полиции о Дойче от
25 марта и 27 апреля 1934 г., исх. Z1.38. Zgp/34,
Dokumentationsarchiv des Österreichischen Widerstandes, Вена.
8. т. 7, гл. 9, п. 10; гл. 10, п. 1.
Нелегальным резидентом, под которым Дойч служил во Франции, был Федор Яковлевич
Карин, кодовое имя ДЖЕК.
9. Адрес и профессия Дойча как
«университетского лектора» указаны в свидетельстве о рождении его дочери,
Нинетт Элизабет, родившейся 21 мая 1936 года. Дополнительная информация от
жителей Lawn Road Flats.
10. т. 7, гл. 9, п. 10. Архивы
Лондонского университета не содержат записей о Дойче как о
студенте-исследователе или преподавателе, вероятно, потому, что он участвовал
только на неполной ставке.
11. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр.
214-15. т. 7, гл. 9.
12. т. 7, гл. 10, п. 24.
13. т. 7, гл. 10, п. 1. Из файлов,
отмеченных Митрохиным, ясно видно, что Дойч был первым, кто разработал эту
стратегию найма.
14. Подобная случайность объясняет,
почему Кембридж произвел больше британских дешифровщиков, чем Оксфорд в обеих
мировых войнах. Директор военно-морского образования в 1914 году сэр Альфред
Юинг был бывшим профессором инженерии в Кембридже. Он нанял трех научных
сотрудников из своего бывшего колледжа King’s, которые
четверть века спустя сами стали рекрутерами. Во время Второй мировой войны одна
треть стипендиатов Кинга служила в военном агентстве РЭР в Блетчли-парке –
гораздо больший процент, чем количество набранных из любого другого колледжа
Оксбриджа.
15. т. 7, гл. 10, п. 2. Андрю и
Гордиевский, КГБ, стр. 209-13. Костелло и Царев, Смертельные иллюзии, стр.
125-30.
16. Пейдж, Лейтч и Найтли, Филби, гл.
5; Найтли, Филби, гл. 3.
17. т. 7, гл. 9, п. 11; гл. 10, п. 2.
Костелло и Царев, в Смертельных иллюзиях не смогли идентифицировать ЭДИТ как
агента, нанятого Дойчем.
18. т. 7, гл. 9, п. 11. Ср. Костелло и
Царев, Смертельные иллюзии, стр. 133-7.
19. Костелло и Царев, Смертельные
иллюзии, с. 136.
20. т. 7, гл. 10.
21. Текст отчета о первой встрече
Дойча с Филби, отправленный в Центр нелегальным резидентом Лондона Игнатием
Рейфом, опубликован у Боровика в Файлах Филби, стр. 38-40. Ср. Костелло и
Царев, Смертельные иллюзии, с. 137.
22. Боровик, Файлы Филби, с. 29.
23. Исключением был Филби, чье
невнимание к своим исследованиям принесло ему треть в первой части Historical Tripos
(Исторических трайпосов (экзаменов в Кембридже – прим. перев.), а затем второе
место в части II «Экономика».
Берджесс получил первый балл по истории части I, но заболел во время части II и награжден эгротатом (неклассифицированные награды,
присуждаемые тем, кто не может сдать экзамены по медицинским причинам).
24. Кэрнкросс, When Polygamy was Made a Sin (Когда
многоженство стало грехом).
25. Кэрнкросс цитирует письмо Грина к
нему в приписке к своей книге «Басни Лафонтена и другие стихотворения».
26. т. 7, гл. 9 подтверждает имена
нелегальных жителей, идентифицированных (с фотографиями) в Костелло и Царев,
Смертельные иллюзии.
27. Костелло и Царев, Смертельные
иллюзии, с. 132 и далее.
28. Это требование содержится в
материалах дела Орлова; т. 5, гл. 7. На самом деле Орлов не встречался с Филби
до тех пор, пока Дойч не представил его в Париже в 1937 году, за несколько
месяцев до бегства Орлова; Вест и Царев, Драгоценности короны, стр. 110.
29. Костелло и Царев, Смертельные
иллюзии, гл. 15. Хотя этот сборник, спонсируемый СВР, содержит ценные материалы
из архивов КГБ о вербовке британских агентов в 1930-х годах, он не только
преувеличивает значение Орлова, но и вводит в заблуждение в некоторых других
отношениях. Это исключает Джеймса Клугмана (агента MEР) из списка первых новобранцев Кембриджа, и даже
подразумевает, что он не был завербован из-за его открытого членства в партии.
Он также ошибочно идентифицирует агента, который предоставил первую информацию
о плане создания атомной бомбы в 1941 году, как Маклина, а не Кэрнкросса.
(Поскольку Кэрнкросс, единственный из Пятерки, был еще жив на момент публикации
в 1993 году, возможно, имелось намерение ограничить материал о нем аспектами
его карьеры, уже признанными им. Теперь СВР признает, что разведданные по
атомной бомбе, представленные в лондонскую резиденцию в 1941 году, исходили от
Кэрнкросса, а не от Маклина.) Среди других примеров вводящей в заблуждение
мистификации – утверждение о том, что агент АБО был кембриджским современником
«Великолепной пятерки», который никогда не считался советским шпионом. На самом
деле, ABO был Питер
Смоллетт, окончивший Венский, а не Кембриджский университет; его карьера
советского агента уже обсуждалась в книге Андрю и Гордиевского КГБ», стр.
334-9.
30. Это признается, хотя и мельком, в
«Смертельных иллюзиях» Костелло и Царева. В некоторых отношениях подробные
доказательства, представленные в этом томе, расходятся с преувеличением
важности Орлова по сравнению с Дойчем. Официальная история СВР от 1997 года
повышает роль Дойча до роли «человека, который дал старт «Кембриджской
пятерке»; Примаков и др., Очерки истории Российской внешней разведки, т. 3, гл.
1. Ср. Вест и Царев, Драгоценности короны, стр. 103 и далее.
31. Вест и Царев («Драгоценности
короны», стр. 103 и далее) уделяют больше внимания роли Дойча как компаньона
Орлова, чем Костелло и Царев в « Опасных иллюзиях». Однако их анализ не
принимает во внимание опубликованные материалы о Дойче, полученные из архивов
Венского университета, Dokumentationsarchiv des Österreichischen Widerstandes, работы Вильгельма Райха, опубликованные Дойчем, и
информацию, полученную Олегом Гордиевским во время его службы в КГБ (см. Андрю
и Гордиевский, КГБ, гл. 5).
Документы КГБ о Дойче, отмеченные
Митрохиным, во многом совпадают с теми, что цитируются в книге Веста и Царева
«Драгоценности короны». Однако каждый комплект документов содержит материалы,
отсутствующие в другом. Вест и Царев, например, похоже, не видели важного
меморандума Дойча о вербовке студентов-коммунистов. Однако Митрохин не обратил
внимания на интересные документы о Дойче после его отзыва в Москву в конце 1937
года, на которые ссылаются Вест и Царев.
32. Т. 7, гл. 10, п. 8.
33. Андрей и Гордиевский, КГБ, стр.
223-6.
34. Костелло и Царев, Смертельные
иллюзии, стр. 186-8.
35. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр.
206-8.
36. Костелло и Царев, Смертельные
иллюзии, с. 224.
37. Костелло и Царев, Смертельные
иллюзии, с. 225.
38. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр.
216-19.
39. В этом, как и в других случаях в
этой главе, примечания Митрохина подтверждают кодовое имя, данное Костелло и
Царевым в книге «Смертельные иллюзии».
40. т. 7, гл. 10.
41. Бойль, The Climate of Treason (Климат измены), с. 114.
42. Rис, A Chapter of Accidents (Глава случайностей), стр.
122–3; Стрейт, After Long Silence (После долгого молчания), стр. 94-5, 142.
43. Костелло и Царев, Смертельные
иллюзии, стр. 144-5, 159.
44. т. 7, гл. 10, пп. 8, 9.
45. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр.
24-6. Единственными иностранцами, получившими офицерское звание, были некоторые
из центральноевропейских нелегалов межвоенного периода, такие как Дойч, которых
использовали в качестве агентов-контролеров и вербовщиков.
46. Филби, My Silent War (Моя тихая война), с. 13. Курсив добавлен.
47. т. 7, гл. 10, п. 24.
48. т. 7, гл. 10, приложение, п. 2. О
вводящих в заблуждение ссылках на Клугманна в Костелло и Царев, Смертельные
иллюзии, см. Выше, примечание 29.
49. Блант, From Bloomsbury to Marxism
«От Блумсбери к марксизму».
50. Бойль, Климат измены, с. 72.
51. т. 7, гл. 10, приложение, п. 2.
52. Первое упоминание о вербовке
Клугманна на основании материалов, предоставленных СВР, находится в книге Веста
и Царева «Драгоценности короны», стр. 206, 294.
53. См. Ниже, главу 17.
54. Дойч, который был на десять лет
младше Орлова и Мали и вступил в ОГПУ только в 1932 году, очевидно, считался
слишком молодым для должности резидента.
55.
Хотя некоторые из его агентов считали, что Мали был католическим священником,
его оперативное досье показывает, что он лишь выполнял только приказы дьякона,
когда пошел добровольцем в армию. Вест и Царев, Драгоценности короны, стр.
113-14.
56. Порецкий, Наши люди, с. 214-15;
Корнелиссен, De GPOe op de Overtoom,
гл. 11.
57. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 211-13,
229-30. Костелло и Царев, Смертельные иллюзии, стр. 199 и далее.
58. vol. 7, гл. 10, кв., Поз.3.
59. т. 7, гл. 10, кв., Поз.6.
60. Стрейт, After Long Silence, pp. 101-3, 120-1. Офицер НКВД, который встретил Стрейта, не назвал себя, но
описание Стрейта его коренастым и темноволосым указывает на то, что это был
скорее Дойч, чем высокий Мали, получивший за свой рост прозвище der Lange –
Длинный.
61. Подробная информация об
академической карьере Кэрнкросса находится в архивах Университета Глазго,
Тринити-колледжа, Кембриджа и Кембриджского университета.
62. Журнал Trinity, пасхальный семестр 1935 года и пасхальный семестр 1936
года.
63. Кэрнкросс, The Enigma Spy (Шпион Энигмы), стр. 42.
64. Колвилл, The Fringes of Power (Границы власти), с. 30
65. т. 7, гл. 10, поз.1.
66. т. 7, гл. 10, поз.23.
67. Костелло и Царев, Смертельные
иллюзии, с. 214. Вест и Царев, Драгоценности короны, с. 207.
68. т. 7, гл. 10, п. 23.
69. Cairncross, The Enigma Spy, стр. 61-2. Отчет Кэрнкросса о последовательности его вступления в
НКВД во время последовательных встреч с Берджессом, Клугманном и Дойчем
согласуется с записями КГБ, как отмеченными Митрохиным, так и документами,
цитируемыми в Весте и Царев, Драгоценности короны. Тем не менее, Enigma Spy – это
хрестоматийный пример психологического отрицания. Практически на каждом этапе
своей карьеры советского агента (за исключением героического года в
Блетчли-парке в 1942-1943 годах, когда он утверждает, что разведка, которую он
предоставил на восточном фронте, сыграла важную роль в «изменении хода Второй
мировой войны») , Кэрнкросс стремится преуменьшить или отрицать значение своей
роли. Его версия карьеры советского агента, за исключением года, проведенного в
Блетчли-парке, полностью противоречит свидетельствам досье КГБ.
70. Вест и Царев, Драгоценности
короны, с. 208.
71. Протокол Кэрнкросса, 23 марта 1937
г., PRO FO371 / 21287 W7016. Андрю и Гордиевский, КГБ, стр. 230-1.
72.
Упоминаний о таких документах очень мало в записях Митрохина, и в материалах
архивов КГБ, предоставленных СВР для книги Веста и Царева, The Crown Jewels.
73.
Хотя нет никаких убедительных доказательств того, что этот документ был
предоставлен Кэрнкроссом или Маклином, другие источники могут быть исключены.
Центр недавно прервал контакт с двумя другими агентами, которые предоставили
ему документы Министерства иностранных дел, Франческо Константини и капитаном
Джоном Кингом. Поскольку отчет Галифакса о его встрече с Гитлером явно не был
отправлен в виде телеграммы, его копия НКВД не могла быть получена SIGINT. Текст отчета Галифакса вместе с деталями его отправки в
Министерство иностранных дел опубликован в Medlicott et al., Documents on British Foreign Policy,
1919-1939, 2nd series, vol. 19. С. 540-8.
74. Робертс, The Holy Fox «Святой Лис », с. 70.
75. Примаков и др., Очерки истории
Российской внешней разведки, т. 3. С. 6, 162.
76. Медликотт и др., Документы по
внешней политике Великобритании, 1919-1939 гг., 2-я серия, том. 19, стр. 540-8;
Робертс, « Святой Лис», стр. 70–5; Паркер, Чемберлен и умиротворение, стр.
98–100.
77. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр.
216, 232-3.
78. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 233.
Боровик, Файлы Филби, с. 80.
79. т. 7, гл. 10, п. 4.
80. Боровик, Файлы Филби, стр. 90-2.
81. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 234.
Впервые эта глава была опубликована мной 9 апреля 2023 года.
